Президент США Барак Обама представил "Реформу финансового регулирования XXI века (21st Century Financial Regulatory Reform)", которая — в случае ее реализации — может стать самой значительной новацией в американской финансовой системе со времен преобразований, осуществленных Ф. Рузвельтом в 1933—1934 годах.
Констатируя, что нынешний кризис продемонстрировал недееспособность существовавшей системы регулирования финансовых рынков, президент Обама обрушился на "культуру безответственности, распространившуюся с Уолл-стрит на Вашингтон и захлестнувшую затем американскую промышленность". Необходимость реформы он выводит напрямую из того факта, что несостоятельность даже отдельных банков и финансовых компаний способна нарушить стабильность финансовой системы, в результате чего даже те американцы, кто не собирался рисковать своими сбережениями, окажутся под ударом. Социальная солидарность с одной стороны и адресная ответственность с другой — вот основные идеи, из которых вырастают предложения его администрации.
Президент, во-первых, намерен распространить финансовый контроль, ранее применявшийся преимущественно к банковской сфере, на все крупные компании, обладающие значительными финансовыми обязательствами. Во-вторых, он считает необходимым привести в соответствие нормы, обеспечивающие защиту прав потребителей финансовых услуг и продуктов, с более общими нормами, действующими на потребительском рынке. В-третьих, он настаивает на принятии мер, которые препятствовали бы рассредоточению рисков и уходу от ответственности тех компаний и фирм, которые находятся в начале цепочки их производства. На первый взгляд все эти меры выглядят вполне естественными, но на деле они существенно изменяют не только структуру существующих в США регуляторов, но и суть самого процесса управления экономикой страны.
Начнем со второй инициативы. Как опытный политик, президент Обама умело "прогибается" перед согражданами: отмечая, что "имелись прецеденты получения кредитов, которые заемщики вряд ли могли вернуть", он тут же переходит к обличению кредиторов, "вынуждавших миллионы американцев подписывать соглашения и договоры, которые были слишком запутанными или недоступными для понимания", а потому предполагали невыгодные для заемщиков условия. Разумеется, такие злоупотребления встречались часто — и у нас, в России, кризис выявил массу подобных случаев, — но все же не стоит так огульно переносить вину на банки. Похоже на обвинение McDonalds в ожогах, получаемых клиентами от слишком горячих фруктовых пирожков.
Рискну утверждать: никакие усилия банков не имели бы успеха, если бы сами американцы не привыкли ни в чем себе не отказывать; культура перепотребления, сложившаяся здесь в последние десятилетия, более ответственна за кризис, чем жадность кредиторов. Ситуация, когда в национальном масштабе объем ипотечной задолженности домохозяйств достигает 86 процентов текущей стоимости жилой недвижимости (в Германии, например, — 29 процентов), не может признаваться нормальной. Однако нет сомнения в том, что инициатива Обамы по обеспечению большей прозрачности договоров ипотечного и потребительского кредитования, а также использования кредитных карт будет поддержана и даст свой эффект. Он также прав и в том, что небанковские учреждения, занимающиеся ипотечным и потребительским кредитованием, должны подчиняться тем же правилам, что и банки. Президент уже начал работу в этом направлении, подписав 22 мая Акт об учете, ответственности и прозрачности [операций] по кредитным картам, и здесь речь идет лишь об универсализации такого подхода.
Вряд ли вызовет резкое неприятие и третий пункт его плана, в основе которого лежат требования солидарной ответственности за продуцируемые кредитные риски. Иными словами, банки, которые сейчас предпочитают перепродавать практически все выданные ими кредиты, должны будут оставлять часть портфеля у себя. Это теоретически поспособствует тому, чтобы они тщательнее подходили к выбору заемщиков.
Гораздо больше споров будет вокруг центрального пункта плана Обамы: распространить регулирование, которому прежде подвергались лишь банки, на все крупные компании "с масштабными финансовыми обязательствами". Сама такая идея выглядит своевременной после краха всей системы инвестиционных банков, практического банкротства AIG и схожих проблем корпорации General Motors.
В то же время нужно иметь в виду, что финансовые операции в Соединенных Штатах приносят огромные доходы не только банкам и страховым компаниям; так, например, соответствующее подразделение одной из крупнейших в мире индустриальных компаний General Electric в 2008 году обеспечило ей 37 процентов суммарной выручки (что в полтора раза превысило доход от продажи основной продукции — энергетического оборудования), а средний объем привлеченных им средств в 2008 году составлял 521 млрд долларов. Это почти в пять раз больше, чем капитализация всей компании.
Признавая, что "у нас не было эффективной системы, способной предотвратить крах AIG, равно как и многих иных крупных и тесно связанных с другими [финансовыми] институтами компаний", Обама предлагает обеспечить действенный контроль над ними со стороны Федеральной резервной системы (которая уже получила невиданные ранее права по кредитованию крупных нефинансовых корпораций и прямому выкупу ценных бумаг Федерального казначейства).
Барак Обама предлагает также создать два новых органа: совет по мониторингу рынка финансовых услуг при Министерстве финансов и агентство финансовой защиты потребителей, в компетенции которого окажутся все кредитные, сберегательные и платежные продукты, выпускаемые банками и финансовыми институтами любого уровня.
Сможет ли новый "план Обамы" укрепить американскую экономику? Я не вполне в этом уверен. Все, что произошло в США за последний год, показало явный недостаток системного подхода к экономике у обеих администраций. Хотя их стремление смягчить кризис и заслуживает похвал, становится ясно, что политический курс определяется не стратегическим видением, а текущей необходимостью.
Барак Обама пришел в Белый дом как противник Джорджа Буша-младшего, но его экономическая политика продолжает ту линию, которая определена в 2008 году прежней республиканской администрацией. Больше вливаний в бизнес, больше регулирования, больше защиты потребителей финансовых услуг. Принципиальным отличием президента Обамы от президента Буша-младшего является скорее подход его к перспективам технологического, а не финансового развития Америки. Его стремление инициировать радикальные программы энергосбережения, реформировать устаревшую инфраструктуру (мосты, железные дороги, создать систему скоростного сообщения между основными городами Восточного побережья США), серьезно ускорить реформу образования, сделать более привлекательными инвестиции в научные исследования — все это впечатляет куда сильнее, чем финансовое регулирование.
Людям свойственно быстро забывать плохое и привыкать к хорошему. Как только кризис ослабнет, "защита заемщиков от недобросовестных кредиторов" начнет восприниматься как "перекрытие доступа к новым кредитным ресурсам"; контроль за финансовыми компаниями быстро будет назван излишним и подрывающим конкурентоспособность американской экономики; промышленные корпорации сделают все, чтобы избавиться от новых форм надзора. И все это будет обусловлено отнюдь не только стремлением к наживе; причиной станут куда более фундаментальные обстоятельства.
Сейчас, говоря о необходимости жить по средствам и совершенствовать отчетность, Барак Обама санкционирует самый большой в истории дефицит федерального бюджета (в этом году он оценивается в 1,75 трлн долларов, или 12,3 процента ВВП). Америка, на словах борясь с излишней кредитной экспансией, на деле погружается в куда большие долги. Для того чтобы вернуть бюджетные средства, полученные под залог своих ценных бумаг (а правительственная помощь Citigroup и Bank of America, предоставленная через фактический выкуп соответственно 36 и 24,5 процента их акций, превышает нынешнюю капитализацию этих банков), американским корпорациям впору начинать надувать новый пузырь на фондовом рынке. Ведь выплатить долги можно, только продав подорожавшие акции. И это значит, что формально осуждаемая сегодня "чрезмерная изобретательность" финансистов скоро снова окажется в цене.
За прошедшие с отмены золотого обеспечения доллара в 1971 году без малого четыре десятилетия Америка перестала быть нормальной страной. Накануне кризиса в финансовом секторе, страховании, операциях с недвижимостью, в сфере оптовой и розничной торговли создавалось 52 процента ВВП, а в промышленности — менее 17 процентов. Благополучие страны сегодня основывается на ее статусе непререкаемого финансового авторитета, главного источника пусть и рискованных, но инновативных спекулятивных активов. Сможет ли страна выжить без того, чтобы постоянно экспортировать риски? Я не вполне в этом уверен. Смогут ли американцы привыкнуть к тому, чтобы жить по средствам? Надежд на это еще меньше. Поэтому рукоплескать планам Барака Обамы преждевременно, какими бы логичными они ни казались. Упорядочивание мира, давно живущего за пределами логики, не всегда приносит успех.
Оригинал статьи опубликован в "Новой газете"
