Вообще, это системная история: ТВ все время засыпает, крутясь в одних и тех же темах. Начались скинхеды и фашисты – теперь еще полгода все будут про скинхедов и фашистов. Про проблемы с жильем, про дедовщину, про что-нибудь энергетическое. Понятно, что никакого прогресса не возникнет, откуда ему взяться, если по кругу бормочутся те же самые слова, произносимые теми же самыми людьми, потому что одни и те же люди ходят по всем каналам.
Клавиша на какой-то клавиатуре залипла, и все экраны записываются красивой строчкой из одинаковых букв. Кажется, это буква "ы".
Новые люди иногда появляются, но они либо случайные граждане без мессиджа, либо слишком индивидуальные. Из богемы, например, а богема занята делами, чуждыми общефедеральному телезрителю. Никаких от них социальных последствий. Все логично: кому охота париться с новыми персонажами, имеющиеся хотя бы натренированы. Сморкаться не будут, и "ммм, так сказать" тоже будет не слишком много. Они предсказуемы, а исключения могут быть только разовыми. Редкая же ситуация, когда очень хороший переводчик оказался еще и социологом, – это для телевидения уже в самый раз. Но интересно, в каком качестве Бориса Дубина в "ШЗ" зазвали, ведущие наедине за питьем чая все время перетирали о сущности литературного перевода, но вопросы задавали только про социологию. Ну да, потому что она про жизнь. Дубин к тому же социолог полевой: ездит и опрашивает, так что все взаправду. Вот примерно десять фактов, касающихся умственных наклонностей граждан страны.
– Типовой русский человек определяет себя через "не", через образы врагов. Предпочитает проявлять себя через негативные чувства. Например, никто не доверяет никаким институциям. Кроме президента, церкви и армии. Хотя и по поводу армии большинство просто уверено, что если понадобится – защитит. Потому что раз уж "великая держава", то и "великая армия".
– Под религией понимают что-то такое, что религией не является. Судя по всему, это просто проблема идентификации. Как людям себя называть? Россияне? Слово неестественное. Русский – тоже нечетко, "русский" вообще употребляется не в этническом смысле, а просто как "наш". И "православные" оказывается удобным словом для идентификации. "К тому же должно же что-то быть, не может же наверху ничего не быть. То ли в виде идеи, то ли представление о справедливости… Эта история понятно выстроена: наверху начальник, ниже еще, дальше тоже. И чистота, благолепие, поют. Если, конечно, заходят в церковь, ну а заходят 7–9% хорошо если раз в месяц. А православными себя считают 60%".
– Базовой институцией как была армия, так и осталась. Общество же устроено по его образцу: чисто, хорошо накормили, посуду мыть не надо.
– Весьма слабо сформировано представление человека о себе как индивидууме.
– Нет социальных групп, которые осознают себя как самостоятельные и воспроизводят себя более чем на одно поколение.
– Была иллюзия, что система изменений – поколенческая. Вот молодежь, они более активны, динамичны, сейчас потащат всю эту… тридцать лет по пустыне и все… Со временем оказалось, что процесс идет не так. Он не стреловидный. Молодежь расслабилась, стала выглядеть как разная... Процессы пошли по-другому... Социум, страна состоит из разных кусочков, частей, которые могут существовать в разных временах, двигаться в разном темпе в разные стороны.
– Большая часть жителей страны не хочет свободы. И ответственности не хочет, просто не понимает, что это такое.
– Если человек не чувствует, что другой опасен для него или не может быть полезен, ему наплевать. Дело естественное, но данный факт не компенсируется навыками хотя бы даже и лицемерной вежливости.
– Половина не против того, чтобы жить, как живут на Западе. Около 40% против категорически, им там все не нравится. "Твердая четверть не хочет ни при какой погоде. Вряд ли они представляют себе, что там происходит. Какой-то Запад, куда нас хотят затянуть. Там мир чужих, оттуда может исходить только порча".
– Страхи населения странные, они не относятся к непосредственной опасности. Социальные страхи связны с тем, что может не стать и того, что есть. Люди боятся, что государство уйдет из их жизни и не будет вообще ничего.
Вышеприведенные темы лежат в гражданском сознании ниже, нежели традиционные опросники ("Как вы относитесь к демократии", "Что делать с НПО", "Как быть с дедовщиной", "Надеетесь ли вы на ипотеку", "Кто враги России" и т.п.). Не так, чтобы они были уже в бессознательном, но во вполне концептуальном слое. Фактически это матрица РФ-2006. Существенно, что именно Дубин написал по-русски, например, Борхеса, так что в социологии у него заведомо отсутствует склонность к художественным преувеличениям или избыточным обобщениям.
Так что все вышеизложенное – не нагнетание ситуации, а конкретное состояние поляны.
И что со всем этим делать лицам интеллектуального сословия? В сумме мессидж выглядит весьма неприятно. Конечно, мы могли предполагать, что подобные мнения могут существовать, но задумываться об их наличии, распространенности и последствиях как-то совсем не хотелось. Что делать, обнаружив их свойства и размах? Матрица – это матрица, которая определяет до фига всего: от бытовых реакций в транспорте до функционирования государства как такового.
И что же, зная теперь об этом, продолжать публицистически негодовать? А в чей адрес направлять оформленное негодование?
Зато негодовать можно позитивно. Раз уж многое происходит ровно так, как нарисовалось в этой матрице, то многие вещи, представлявшиеся иррациональными и смутными, встали на место. Откуда и позитив: уж если матрица обнаружена и обнародована, то, может, станет лучше? Причины всякого разного понятны, меньше иллюзий. Вот если у вас левая нога деревянная, то вы же соотноситесь с данным фактом и не пытаетесь обрести себе счастье, на которое может рассчитывать человек только с двумя натуральными ногами? И ничего тут обидного, подумаешь – одна нога деревянная, не всем же спортом заниматься.
Так что теперь наступит гармония: все обстоит именно так, как это и ощущалось. Только раньше категорически не хотелось верить ощущениям – вдруг они обманывают, все еще рассосется и будет нам заслуженное счастье. А вот нет, и что? То, что у существования появилось конкретное и прочное основание. И это чисто конкретно свобода – не детская, уж конечно.
